— Простите, извините, пожалуйста, — сказал он, как незнакомому человеку, но, узнав Левина, робко улыбнулся. Левину казалось, что он хотел бы что-нибудь сказать, но не мог говорить от волнения. Лицо его и вся фигура его в мундире с крестами и в белых полосатых штанах, когда он торопливо шел, напомнили Левину какого-то затравленного зверя, который видит, что он в злом деле. Это выражение лица маршала особенно умилило Левина, потому что еще накануне он был у него дома по своим попечительским делам и видел его во всем его величии, добросердечного, отеческого человека.