Глаза Дарьи Александровны так и ослепились от изящной кареты невиданного ею образца, от великолепных лошадей и от элегантных и великолепных людей, окружавших ее. Но больше всего ее поразила перемена, происшедшая с Анной, которую она так хорошо знала и любила. Всякая другая женщина, менее пристальный наблюдатель, не знавшая прежде Анны или не думавшая так, как думала в дороге Дарья Александровна, не заметила бы в Анне ничего особенного. Но теперь Долли поразила та временная красота, которая бывает у женщин только в минуты любви и которую она видела теперь в лице Анны. Все в ее лице, отчетливо обозначенные ямочки на щеках и подбородке, линия губ, улыбка, которая как бы порхала по лицу, блеск глаз, грация и быстрота движений, полнота ноты ее голоса, даже то, как она с каким-то сердитым дружелюбием отвечала Весловскому, когда он просил разрешения сесть на ее початок, чтобы научить его скакать, выставив вперед правую ногу, - все это было особенно очаровательно, и казалось, что она сама сознавала это и радовалась этому.