Возможно, радость, которую доставляли ему занятия, не оставляла места для подобных мыслей; возможно, воспоминание о том, что он дал слово (на котором было обострено его чувство чести), удерживало его от каких-либо упоминаний о возможности бегства. Дни и даже месяцы проносились незамеченными в одном быстром и поучительном ходе. В конце года Дантес стал новым человеком. Дантес, однако, заметил, что Фариа, несмотря на облегчение, доставляемое его обществом, с каждым днем становился все печальнее; одна мысль, казалось, беспрестанно беспокоила и отвлекала его ум. Иногда он впадал в долгие задумчивости, тяжело и невольно вздыхал, потом вдруг поднимался и, сложив руки, начинал расхаживать по замкнутому пространству своей темницы. Однажды он вдруг остановился и воскликнул: «Ах, если бы не было часового!»