Он чувствовал особую чистоту. Оно было создано из гордости и любви к этой земле, этой земле, которая принадлежала ему, а не им. Это было чувство, которое двигало им всю жизнь, чувство, которое некоторые люди знали в юности, а затем предали, но которое он никогда не выдавал и носил в себе как побитый, атакованный, неопознанный, но живой двигатель — чувство, которое он теперь мог испытать во всей его полной, неоспоримой чистоте: ощущение своей высшей ценности и высшей ценности своей жизни. Это была окончательная уверенность в том, что его жизнь принадлежит ему, и что его следует прожить без зависимости от зла, и что в этом рабстве никогда не было необходимости. Это было сияющее спокойствие осознания того, что он свободен от страха, боли и вины.