Ибо там был профессор Брайерли, читавший лекцию о Мильтоне, беседовавший с маленьким Джимом Хаттоном (который даже на такой вечеринке не мог связать ни галстук, ни жилет, ни уложить волосы ровно), и даже на таком расстоянии они ссорились, она мог видеть. Профессор Брайерли был очень странной рыбой. При всех этих степенях, почестях, лекциях между ним и писаками он сразу же заподозрил, что атмосфера не благоприятствует его странному жилищу; его потрясающая ученость и робость; его зимнее очарование без сердечности; его невинность, смешанная со снобизмом; он вздрагивал, когда осознавал растрепанные волосы дамы, сапоги юноши, преисподнюю, несомненно весьма похвальную, бунтовщиков, пылких молодых людей; потенциальных гениев, и намекается легким покачиванием головы и фырканьем — Хм! — ценность умеренности; некоторого небольшого изучения классики, чтобы оценить Мильтона. Профессор Брайерли (Кларисса могла видеть) не поладил с маленьким Джимом Хаттоном (который носил красные носки, а его черные были в прачечной) по поводу Милтона. Она прервала меня.