«У нее было оправдание своего одиночества, своего несчастья, страданий и унижений, о которых такая женщина, как ты, не может даже догадываться. Ей не на что было оглядываться, кроме безразличия или недобрости, нечего было ожидать, кроме тревоги. Она увидела, что мне ее жаль, и это ее тронуло. Она придавала этому слишком большое значение, преувеличивала. Я должен был предвидеть опасность, но не заметил. Нет никакого оправдания тому, что я сделал».