«Я знаю, что до нас было столько же и столь же ужасных преступлений. Недавно я побывал в каторжной тюрьме и познакомился с некоторыми уголовниками. Были и более ужасные преступники, чем тот, о котором мы говорили, — люди, которые убили дюжину себе подобных и не испытывают никаких угрызений совести. Но особенно заметил я то, что самый безнадежный и беспощадный убийца, как бы он ни был закоренелым преступником, все-таки знает, что он преступник; то есть он осознает, что поступил нечестиво, хотя может и не испытывать никаких угрызений совести. И все они были такими. Те, о ком говорил Евгений Павлович, вовсе не признают себя преступниками; они думают, что имели право делать то, что делали, и, может быть, даже делали доброе дело. Я считаю, что между этими двумя случаями есть наибольшая разница. И вспомните — это была молодость, именно в том возрасте, который наиболее беспомощно подвержен извращению идей!»