Раскольников уже входил в комнату. Он вошел с таким видом, словно ему было очень трудно снова не рассмеяться. За ним шагал неуклюжий и неловкий Разумихин, стыдливый и красный, как пион, с совершенно унылым и свирепым выражением лица. Лицо и вся фигура его действительно были смешны в эту минуту и вполне оправдывали смех Раскольникова. Раскольников, не дожидаясь представления, поклонился Порфирию Петровичу, который стоял посреди комнаты и вопросительно смотрел на них. Он протянул руку и пожал ее, все еще явно прилагая отчаянные усилия, чтобы сдержать веселье и произнести несколько слов, чтобы представиться. Но не успел он принять серьезный вид и пробормотать что-то, как вдруг снова взглянул, как бы случайно, на Разумихина, и уже не мог сдержаться: сдавленный смех его вырывался тем неудержимее, чем больше он старался его сдержать. Необычайная свирепость, с которой Разумихин воспринял это «спонтанное» веселье, придавала всей сцене вид самого настоящего веселья и естественности. Разумихин как будто нарочно усилил это впечатление.