Я прямо сказал ей, что голова была передана под опеку полиции и что мы с менеджером подписали свои декларации и дали показания. Она не обратила на меня ни малейшего внимания. Чтобы соблазнить ее высказаться, я добавил, что все расследование будет держаться в тайне и что она может положиться на мое усмотрение. На данный момент я думал, что мне это удалось. Она оторвалась от своих записей с мимолетным любопытством и спросила: «Что они собираются с этим делать?» — имея в виду, я полагаю, голову. Я ответил, что его следует похоронить в частном порядке, после того как его сначала сфотографируют. Я даже дошел до того, что сообщил мнение хирурга, с которым консультировался, о том, что некоторые химические средства остановки разложения были использованы и добились лишь частичного успеха, - и я прямо спросил ее, прав ли хирург? Ловушка была неплохая, но она полностью провалилась. Она сказала самым хладнокровным тоном: «Теперь вы здесь, я хотела бы посоветоваться с вами по поводу моей пьесы; я в недоумении от некоторых новых происшествий». Разум! в этом не было ничего сатирического. Ей очень хотелось прочитать мне свое замечательное произведение — видимо, полагая, что я особенно интересуюсь такими вещами, ведь мой брат — директор театра! Я ушел от нее, придумав первое пришедшее мне в голову оправдание. Что касается меня, то я ничего не могу с ней поделать. Но не исключено, что ваше влияние может снова иметь на нее успех, как уже удалось. Сделаете ли вы попытку удовлетворить свой собственный ум? Она все еще наверху; и я вполне готов сопровождать вас.