Высоко, низко, из множества отдельных глоток пищали или рычали только два голоса. Бесконечно повторялись, словно под вереницей зеркал, два лица: одно — безволосая и веснушчатая луна с оранжевым нимбом, другое — тонкая клювастая птичья маска, щетина с двухдневной бородой, сердито повернулись к нему. Их слова и резкие толчки локтей в его ребрах прорвались сквозь его неосознанность. Он снова проснулся и увидел внешнюю реальность, огляделся вокруг, понял, что видел, — знал это с затуманивающимся чувством ужаса и отвращения к повторяющемуся бреду своих дней и ночей, к кошмару, кишащему неразличимым однообразием. Близнецы, близнецы.... Как личинки, они осквернили тайну смерти Линды. Снова личинки, но уже более крупные и взрослые, они теперь ползали по его горю и его раскаянию.
