Балашев вошел в небольшую приемную, одна дверь которой вела в кабинет, тот самый, из которого русский император отправил его с поручением. Он постоял минуту или две, ожидая. Он услышал торопливые шаги за дверью, обе ее половины быстро отворились; все стихло, и тут из кабинета послышались другие шаги, твердые и решительные, — это были шаги Наполеона. Он только что закончил одеваться для поездки и был одет в синюю форму, расстегнутую спереди, белый жилет, такой длинный, что закрывал его пухлый живот, белые кожаные бриджи, плотно облегающие толстые бедра его коротких ног, и гессенские сапоги. Его короткие волосы, очевидно, только что причесались, но одна прядь свисала посередине широкого лба. Его пухлая белая шея резко выступала над черным воротником мундира, и от него пахло одеколоном. Его полное лицо, довольно молодое, с выдающимся подбородком, выражало милостивое и величественное выражение императорского приема.