Ожидая объявления о своем назначении в комитет, князь Андрей разыскал своих прежних знакомых, особенно тех, кто, как он знал, находился у власти и чья помощь могла ему понадобиться. В Петербурге он испытывал теперь то же чувство, которое он испытывал накануне битвы, когда его тревожило тревожное любопытство и непреодолимо влекло к правящим кругам, где складывалось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. По раздражению старших, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по спешке и озабоченности всех и по бесчисленным комитетам и комиссиям, о существовании которых он узнавал каждый день, он чувствовал, что теперь, в 1809 году, здесь в Петербурге готовился обширный гражданский конфликт, главнокомандующим которого был загадочный человек, которого он не знал, но который считался гениальным человеком, — Сперанский. И это движение реконструкции, о котором князь Андрей имел смутное представление, а Сперанский был его главным вдохновителем, стало так живо интересовать его, что вопрос об армейском уставе быстро отошел в его сознании на второстепенное место.