Благодаря страшной суматохе и необходимости сосредоточения и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль о том, что его могут убить или тяжело ранить, никогда не приходила ему в голову. Напротив, он все больше и больше воодушевлялся. Ему казалось, что это было очень давно, почти сутки, с тех пор, как он впервые увидел противника и сделал первый выстрел, и что угол поля, на котором он стоял, был хорошо знакомой и знакомой землей. Хотя он обо всем думал, все обдумывал и делал все, что мог сделать лучший из офицеров в его должности, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или опьянение.