Я знаю, что мой рот работал, и мне было трудно заговорить с ней, выговорить что-нибудь, потому что в этот момент я увидел признание в ее глазах. Совсем не таким я хотел, чтобы она меня видела. Не стоять перед ней, тупой, неспособный объясниться. Но мой язык продолжал мешать, словно огромная преграда, и во рту было сухо.