Она слушала. Она слышала, как сверкающий голос читал тоном сухо дотошного бухгалтера отчет о финансовых переводах, банковских счетах, декларациях о подоходном налоге, как если бы он читал пыльные страницы бухгалтерской книги — бухгалтерской книги, где каждая запись была сделана средства предложить свою собственную кровь в качестве залога, который будет истощен в любой момент, при любой описке его бухгалтерского пера. Слушая, она все видела совершенство его лица — и все думала, что это была голова, за которую мир назначил цену в миллионы, чтобы предать ее на гниль смерти... Лицо, которое она считала слишком красивым для шрамов продуктивной карьеры, — она продолжала тупо думать, пропуская половину его слов, — лицо, слишком красивое, чтобы рисковать… Затем ей пришло в голову, что его физическое совершенство было всего лишь простой иллюстрацией, детским уроком, данным ей в грубых и очевидных терминах о природе внешнего мира и о судьбе любой человеческой ценности в дочеловеческую эпоху. Какими бы справедливыми или злыми ни были его действия, подумала она, как они могли... нет! она думала, что его путь был справедлив, и в том-то и был ужас, что справедливости не было другого пути, что она не могла его осудить, что она не могла ни одобрить, ни произнести ни слова упрека.