Поэтому я затушил свечу и возобновил чтение «Мармиона». Вскоре он пошевелился; мой взгляд тотчас же привлекли его движения; он только достал сафьяновый бумажник, оттуда достал письмо, которое прочел молча, сложил его, положил обратно и снова погрузился в размышления. Напрасно было пытаться читать с таким непостижимым приспособлением передо мной; и я не мог в нетерпении согласиться быть немым; он мог бы дать мне отпор, если бы захотел, но я бы поговорил.