Крах в Париже был еще одним вопросом, придавшим значение первому. Возможно, он предсказал новый цикл, новую волну болезни. Пройдя через непрофессиональные муки во время ее длительного рецидива после рождения Топси, он вынужден был ужесточить свое отношение к ней, создав раскол между Николь больной и Николь здоровой. Из-за этого теперь было трудно отличить его профессиональную отстраненность, защищающую себя от самозащиты, от какой-то новой холодности в его сердце. Поскольку безразличие, лелеемое или оставленное атрофироваться, становится пустотой, до такой степени он научился быть пустым по отношению к Николь, служа ей против своей воли отрицаниями и эмоциональным пренебрежением. Пишут о заживших шрамах, что является приблизительной параллелью с патологией кожи, но в жизни человека такого не бывает. Есть открытые раны, иногда сжавшиеся до размеров укола булавкой, но раны все еще остаются. Следы страданий больше сравнимы с потерей пальца или зрения. Мы тоже можем не пропустить их ни одной минуты в году, но если и пропустим, то с этим ничего не поделаешь.