День сменился от очищающего три часа до золотой красоты четырех часов. Потом он прошел сквозь тупую боль заходящего солнца, когда даже облака, казалось, кровоточили, и в сумерках пришел на кладбище. Был сумрачный, мечтательный запах цветов, призрак молодой луны в небе и тени повсюду. Импульсивно он подумал о том, чтобы попытаться открыть дверь ржавого железного хранилища, встроенного в склон холма; подвал, вымытый дочиста и покрытый поздно распустившимися, плаксивыми, водянисто-голубыми цветами, которые могли вырасти из мертвых глаз, липкими на ощупь и с тошнотворным запахом.