— Ты тоже, — говорю я. Я поворачиваюсь и иду обратно к ручью, чувствуя какое-то беспокойство. О том, что Рю убили, о том, что Рю не убили, и о том, что нас двоих оставили напоследок, об оставлении Рю в покое, о том, что Прим осталась одна дома. Нет, у Прим есть моя мать, Гейл и пекарь, который пообещал, что не будет голодать. У Ру есть только я.