Ароматический орган играл восхитительно освежающее травяное каприччио — струящиеся арпеджио тимьяна и лаванды, розмарина, базилика, мирта и эстрагона; серия смелых переливов пряностей в амбру; и медленное возвращение через сандал, камфору, кедр и свежескошенное сено (с редкими тонкими нотками диссонанса - запах почечного пудинга, малейшее подозрение на свиной навоз) обратно к простым ароматам, с которых началось произведение. Последний звук тимьяна утих; раздались аплодисменты; свет зажегся. В синтетической музыкальной машине начала раскручиваться звуковая дорожка. Это было трио для гиперскрипки, супервиолончели и суррогата гобоя, которое теперь наполняло воздух своей приятной томностью. Тактов тридцать-сорок – и затем на этом инструментальном фоне затрепетал гораздо более чем человеческий голос; то гортанный, то исходящий из головы, то полый, как флейта, то заряженный тоскливыми гармониками, он легко переходил от низкой пластинки Форстера Гаспара на самых границах музыкального тона к трелим нотам летучей мыши высоко над самой высокой нотой до, к которой (в В 1770 году, в Герцогской опере Пармы, и, к изумлению Моцарта, Лукреция Аджугари, единственная из всех певиц в истории, однажды пронзительно произнесла речь.