Ему со всей серьезностью сказали, что у него такой же ум, как у Шелли, и опубликовали его ультрасвободный стих и прозу в «Литературном журнале Нассау». Но гений Танадуке впитал в себя множество красок эпохи, и он, к их великому разочарованию, увлекся богемной жизнью. Теперь он говорил о Гринвич-Виллидж, а не о «лунах, кружащихся в полдень», и встретил зимних муз, неакадемических, обитающих в уединении на Сорок второй улице и Бродвее, вместо детей-мечт Шелли, которыми он угощал их ожидающую признательность. Поэтому они сдали Танадуке футуристам, решив, что ему и его пламенным связям там будет лучше. Том дал ему последний совет, что ему следует перестать писать на два года и прочитать полное собрание сочинений Александра Поупа четыре раза, но, по предложению Эмори, что Поуп для Танадукея - это все равно что подставка для ног при болезни желудка, они со смехом отстранились и назвали это был ли этот гений слишком велик или слишком мелок для них, было без разницы.