Правда заключалась в том, что он никогда в жизни не дрался ни с кем подобным себе, и в целом это было для него довольно хорошо, хотя ни он, ни Мэри ничего об этом не знали. Он повернул голову на подушку и закрыл глаза, и большая слеза выдавилась и потекла по его щеке. Он начинал чувствовать жалость и жалость к себе, а не к кому-либо еще.