Вскоре выяснилось, что если рыцарь и не был в совершенстве мастером искусства менестреля, то его вкус к нему, по крайней мере, был воспитан под руководством лучших наставников. Искусство научило его смягчать недостатки голоса, у которого было мало компаса и который был скорее грубым, чем мягким, и, короче говоря, сделало все, что может сделать культура, восполняя естественные недостатки. Поэтому более способные судьи, чем отшельник, могли бы назвать его исполнение очень достойным, особенно потому, что рыцарь вносил в ноты то долю духа, то жалобного энтузиазма, что придавало силу и энергию стихам, которые он пел.