Они довели машину до конца и оба вышли. Герствуд вошел в сарай и подошел к машине, вытащив из кармана завернутый в бумагу обед. Воды не было, хлеб был сухой, но он наслаждался им. Никаких церемоний по поводу ужина не было. Он сглотнул и огляделся, созерцая скучный, домашний труд этой штуки. Это было неприятно – ужасно неприятно – во всех своих проявлениях. Не потому, что было горько, а потому, что было тяжело. «Это будет тяжело для любого», — подумал он.