Он не улыбается; он просто разворачивается и идет в свой кабинет. Я бросаю последний, долгий взгляд на его квартиру – на картины на стенах – все абстрактное, безмятежное, прохладное… даже холодное. Подходит, думаю я рассеянно. Мой взгляд останавливается на фортепиано. Боже, если бы я держал рот на замке, мы бы занимались любовью на пианино. Нет, пиздец, мы бы трахались на пианино. Ну, я бы занялся любовью. Эта мысль тяжела и печальна в моей голове и в том, что осталось от моего сердца. Он никогда не занимался со мной любовью, не так ли? Ему это всегда было чертовски неприятно.