Дик чувствовал себя хорошо — он был уже далеко впереди; прибыл туда, где должен быть мужчина после хорошего обеда, но проявил к Мэри лишь тонкий, продуманный и сдержанный интерес. Его глаза, на мгновение ясные, как глаза ребенка, просили у нее сочувствия, и, охватив его, он почувствовал прежнюю необходимость убедить ее, что он последний мужчина в мире, а она последняя женщина.