At the edge of the road stood an oak . Probably ten times the age of the birches that formed the forest , it was ten times as thick and twice as tall as they . It was an enormous tree , its girth twice as great as a man could embrace , and evidently long ago some of its branches had been broken off and its bark scarred . With its huge ungainly limbs sprawling unsymmetrically , and its gnarled hands and fingers , it stood an aged , stern , and scornful monster among the smiling birch trees . Only the dead-looking evergreen firs dotted about in the forest , and this oak , refused to yield to the charm of spring or notice either the spring or the sunshine .
На краю дороги стоял дуб. Вероятно, в десять раз старше берез, образующих лес, он был в десять раз толще и вдвое выше их. Это было огромное дерево, в обхвате его вдвое больше, чем мог бы обнять человек, и, очевидно, давным-давно некоторые из его ветвей были обломаны, а кора покрыта шрамами. С огромными, неуклюжими, асимметрично раскинутыми конечностями, с узловатыми руками и пальцами оно стояло старым, суровым и презрительным чудовищем среди улыбающихся берез. Только мертвые вечнозеленые ели, разбросанные по лесу, да этот дуб отказывались поддаваться очарованию весны, замечать ни весну, ни солнечный свет.