Living the old life , she was horrified at herself , at her utter insurmountable callousness to all her own past , to things , to habits , to the people she had loved , who loved her — to her mother , who was wounded by her indifference , to her kind , tender father , till then dearer than all the world . At one moment she was horrified at this indifference , at another she rejoiced at what had brought her to this indifference . She could not frame a thought , not a wish apart from life with this man ; but this new life was not yet , and she could not even picture it clearly to herself . There was only anticipation , the dread and joy of the new and the unknown . And now behold — anticipation and uncertainty and remorse at the abandonment of the old life — all was ending , and the new was beginning . This new life could not but have terrors for her inexperience ; but , terrible or not , the change had been wrought six weeks before in her soul , and this was merely the final sanction of what had long been completed in her heart .
Живя прежней жизнью, она ужасалась самой себе, своему совершенному непреодолимому равнодушию ко всему своему прошлому, к вещам, к привычкам, к людям, которых она любила, которые любили ее, к матери, уязвленной ее равнодушием, своему доброму, нежному отцу, который до сих пор был дороже всего на свете. То ужасалась она этому равнодушию, то радовалась тому, что довело ее до этого равнодушия. Она не могла сформулировать ни мысли, ни желания отдельно от жизни с этим человеком; но этой новой жизни еще не было, и она не могла себе даже ясно представить ее. Было только предвкушение, страх и радость нового и неизведанного. И вот — ожидание, и неуверенность, и раскаяние в отказе от старой жизни — всё заканчивалось, и начиналась новая. Эта новая жизнь не могла не пугать ее неопытностью; но, ужасная или нет, перемена произошла в ее душе шесть недель тому назад, и это было лишь окончательное одобрение того, что уже давно совершилось в ее сердце.
