And now , when this respectability had lasted undisturbed for nearly thirty years — when all that preceded it had long lain benumbed in the consciousness — that past had risen and immersed his thought as if with the terrible irruption of a new sense overburthening the feeble being .
И теперь, когда эта респектабельность продолжалась безмятежно почти тридцать лет, — когда все предшествовавшее ей долго лежало оцепенело в сознании, — это прошлое поднялось и погрузило его мысль, как будто страшным вторжением нового чувства, отягощающего слабое существо.
