A round little guitar hung high up on his back ; and there was a place scooped out artistically in the wood of one of his pack-saddles where a tightly rolled piece of paper could be slipped in , the wooden plug replaced , and the coarse canvas nailed on again . When in Sulaco it was his practice to smoke and doze all day long ( as though he had no care in the world ) on a stone bench outside the doorway of the Casa Gould and facing the windows of the Avellanos house . Years and years ago his mother had been chief laundry-woman in that family -- very accomplished in the matter of clear-starching . He himself had been born on one of their haciendas . His name was Bonifacio , and Don Jose , crossing the street about five o'clock to call on Dona Emilia , always acknowledged his humble salute by some movement of hand or head . The porters of both houses conversed lazily with him in tones of grave intimacy . His evenings he devoted to gambling and to calls in a spirit of generous festivity upon the peyne d'oro girls in the more remote side-streets of the town . But he , too , was a discreet man .
Высоко на спине у него висела круглая маленькая гитара; и в дереве одного из его вьючных седел было искусно вырыто место, куда можно было вставить туго свернутый лист бумаги, заменить деревянную пробку и снова прибить грубый холст. В Сулако он обычно курил и дремал целыми днями (как будто ему было все равно) на каменной скамейке у входа в Каса Гулд, лицом к окнам дома Авельянос. Много лет назад его мать была главной прачкой в этой семье и очень хорошо умела крахмалить вещи. Он сам родился на одной из их гасиенд. Его звали Бонифачо, и дон Хосе, переходивший улицу около пяти часов, чтобы зайти к донье Эмилии, всегда отвечал на его скромное приветствие каким-нибудь движением руки или головы. Швейцары обоих домов лениво беседовали с ним, тоном серьезной интимности. Свои вечера он посвящал азартным играм и щедрым праздникам с участием девушек-пейн-доро в отдаленных переулках города. Но он тоже был человеком сдержанным.
