' His debilitated body shook with an exultation so vehement , so assured , and so malicious that it seemed to have driven off the death waiting for him in that hut . The corpse of his mad self-love uprose from rags and destitution as from the dark horrors of a tomb . It is impossible to say how much he lied to Jim then , how much he lied to me now -- and to himself always . Vanity plays lurid tricks with our memory , and the truth of every passion wants some pretence to make it live . Standing at the gate of the other world in the guise of a beggar , he had slapped this world 's face , he had spat on it , he had thrown upon it an immensity of scorn and revolt at the bottom of his misdeeds . He had overcome them all -- men , women , savages , traders , ruffians , missionaries -- and Jim -- " that beefy-faced beggar . " I did not begrudge him this triumph in articulo mortis , this almost posthumous illusion of having trampled all the earth under his feet .
«Его ослабленное тело сотрясалось от ликования, столь неистового, столь уверенного и столь злобного, что оно, казалось, прогнало смерть, ожидавшую его в этой хижине. Труп его безумного себялюбия поднялся из лохмотьев и нищеты, как из темных ужасов могилы. Невозможно сказать, как много он лгал Джиму тогда, как много он лгал мне сейчас — и самому себе всегда. Тщеславие играет с нашей памятью зловещие шутки, и истина каждой страсти нуждается в притворстве, чтобы оживить ее. Стоя у ворот иного мира в образе нищего, он дал этому миру пощечину, он плюнул на него, он обрушил на него безмерное презрение и возмущение в основе своих злодеяний. Он победил их всех — мужчин, женщин, дикарей, торговцев, головорезов, миссионеров — и Джима — «этого нищего с мясистым лицом». Я не завидовал ему этого триумфа in articulo mortis, этой почти посмертной иллюзии, что он растоптал всю землю под ногами.