He was not articulate , and his gratitude caused me inexplicable pain . I told him that if he owed this chance to any one especially , it was to an old Scot of whom he had never heard , who had died many years ago , of whom little was remembered besides a roaring voice and a rough sort of honesty . There was really no one to receive his thanks . Stein was passing on to a young man the help he had received in his own young days , and I had done no more than to mention his name . Upon this he coloured , and , twisting a bit of paper in his fingers , he remarked bashfully that I had always trusted him .
Он был неразговорчив, и его благодарность причиняла мне необъяснимую боль. Я сказал ему, что если он и обязан этим шансом кому-то особенно, так это старому шотландцу, о котором он никогда не слышал, который умер много лет назад и о котором мало что помнили, кроме ревущего голоса и грубой честности. Благодарить его действительно было некому. Штейн передавал молодому человеку помощь, которую он получил в молодые годы, а я лишь упомянул его имя. При этом он покраснел и, покрутив в пальцах клочок бумаги, робко заметил, что я всегда ему доверял.