His ears became intensely crimson , and even the clear blue of his eyes was darkened many shades by the rush of blood to his head . His lips pouted a little , trembling as though he had been on the point of bursting into tears . I perceived he was incapable of pronouncing a word from the excess of his humiliation . From disappointment too -- who knows ? Perhaps he looked forward to that hammering he was going to give me for rehabilitation , for appeasement ? Who can tell what relief he expected from this chance of a row ? He was naive enough to expect anything ; but he had given himself away for nothing in this case . He had been frank with himself -- let alone with me -- in the wild hope of arriving in that way at some effective refutation , and the stars had been ironically unpropitious . He made an inarticulate noise in his throat like a man imperfectly stunned by a blow on the head . It was pitiful .
Его уши стали ярко-багровыми, и даже ясная голубизна глаз потемнела на много оттенков из-за прилива крови к голове. Губы его слегка надулись и дрожали, как будто он собирался разрыдаться. Я заметил, что он не способен произнести ни слова от чрезмерного унижения. И от разочарования — кто знает? Может быть, он с нетерпением ждал той порки, которую собирался мне дать для реабилитации, для умиротворения? Кто может сказать, какого облегчения он ожидал от этой возможности ссоры? Он был достаточно наивен, чтобы ожидать чего-либо; но в этом случае он выдал себя даром. Он был откровенен с самим собой – не говоря уже о мне – в дикой надежде прийти таким образом к какому-нибудь эффективному опровержению, а звезды были иронически неблагосклонны. Он издал невнятный звук горлом, как человек, которого не совсем оглушили ударом по голове. Это было жалко.