To my surprise -- yes , to my elation be it said -- both my fellow-prisoners knew me through my record as an incorrigible . Even into the living grave Oppenheimer had occupied for ten years had my fame , or notoriety , rather , penetrated .
К моему удивлению — да, к моему восторгу, — оба моих сокамерника знали меня по моему послужному списку как неисправимого. Даже в живую могилу, которую Оппенгеймер занимал в течение десяти лет, проникла моя слава или, вернее, дурная слава.
