With such a confederacy against her — with a knowledge so intimate of his goodness — with a conviction of his fond attachment to herself , which at last , though long after it was observable to everybody else — burst on her — what could she do ?
С таким заговором против нее, с таким глубоким знанием его доброты, с убежденностью в его нежной привязанности к ней, которая наконец, хотя и намного позже, чем это было заметно всем остальным, обрушилась на нее, - что она могла сделать?