We welcomed even the rareness of the air that made us pant as we ran , and which rendered speaking no longer the easy thing that it had been , but an effort to make oneself heard . Larger grew the sunlit circle above us , and larger , and all the nearer tunnel sank into a rim of indistinguishable black . We saw the dead bayonet shrub no longer with any touch of green in it , but brown and dry and thick , and the shadow of its upper branches high out of sight made a densely interlaced pattern upon the tumbled rocks . And at the immediate mouth of the tunnel was a wide trampled space where the mooncalves had come and gone .
Мы приветствовали даже разреженность воздуха, который заставлял нас задыхаться на бегу и из-за которого говорить уже было не так легко, как раньше, а требовалось сделать так, чтобы нас услышали. Залитый солнцем круг над нами становился все больше и больше, и весь ближайший туннель погружался в неразличимую черную кромку. Мы увидели мертвый штык-кустарник, уже не с зеленоватым оттенком, а бурый, сухой и густой, и тень его верхних ветвей высоко, вне поля зрения, образула густой переплетенный узор на поваленных камнях. А у самого входа в туннель было широкое вытоптанное пространство, куда приходили и уходили лунные телята.
