Only a faint echo within the sounds spoke of that from which the music had escaped , but spoke in laughing astonishment at the discovery that there was no ugliness or pain , and there never had had to be . It was the song of an immense deliverance .
Лишь слабое эхо среди звуков говорило о том, от чего ускользнула музыка, но говорило со смехом и изумлением при открытии того, что не было никакого уродства или боли, и их никогда не должно было быть. Это была песня огромного освобождения.
