He remembered dimly the sermons he had heard about the beauty of self - immolation , about the virtue of sacrificing to others that which was one ’ s dearest . He knew nothing about the philosophy of ethics ; but he knew suddenly — not in words , but in the form of a dark , angry , savage pain — that if this was virtue , then he wanted no part of it .
Он смутно помнил слышанные им проповеди о красоте самосожжения, о добродетели принесения в жертву другим самого дорогого. Он ничего не знал о философии этики; но он вдруг понял — не на словах, а в виде темной, злой, дикой боли, — что если это добродетель, то он не хочет иметь к ней никакого отношения.
