Rearden felt nothing but a great stillness and a great clarity . It was as if some voice were telling him sternly : This is the time — the scene is lighted — now look . And standing naked in the great light , he was looking quietly , solemnly , stripped of fear , of pain , of hope , with nothing left to him but the desire to know .
Риарден не чувствовал ничего, кроме великой тишины и великой ясности. Как будто какой-то голос строго говорил ему: пора, сцена освещена, теперь смотри. И, стоя обнаженным в ярком свете, он смотрел спокойно, торжественно, лишенный страха, боли, надежды, и у него не оставалось ничего, кроме желания знать.