Darrow stood before her , constrained and ashamed , and ever more keenly aware that the betrayal of his distress must be a greater offense than its concealment .
Дэрроу стоял перед ней, смущенный и пристыженный, все более остро сознавая, что выдать свое горе должно быть большим оскорблением, чем его сокрытие.
