In a sense this was true . I had no pain , I could complain of no bodily derangement . My complaint seemed to be one of the imagination , or the nerves , and , horrible as my sufferings were , I kept them , with a morbid reserve , very nearly to myself .
В каком-то смысле это было правдой. У меня не было боли, я не мог жаловаться ни на какие телесные расстройства. Моя жалоба, казалось, была результатом воображения или нервов, и, как бы ужасны ни были мои страдания, я с болезненной сдержанностью держал их при себе.