"' Child , ' he said , abruptly . ' If I were to recognize the Russian orthodox religion and emancipate the serfs , do you think Russia would come over to me ? "'
«Дитя», — резко сказал он. «Если бы я признал русскую православную религию и освободил крепостных, неужели вы думаете, что Россия перешла бы ко мне? '”
