“ I haven ’ t fascinated her ; perhaps I was fascinated myself in my folly . But she won ’ t care a straw whether it ’ s you or I , so long as somebody sits beside her , sighing . . . . I can ’ t explain the position , brother . . . look here , you are good at mathematics , and working at it now . . . begin teaching her the integral calculus ; upon my soul , I ’ m not joking , I ’ m in earnest , it ’ ll be just the same to her . She will gaze at you and sigh for a whole year together . I talked to her once for two days at a time about the Prussian House of Lords ( for one must talk of something ) — she just sighed and perspired ! And you mustn ’ t talk of love — she ’ s bashful to hysterics — but just let her see you can ’ t tear yourself away — that ’ s enough . It ’ s fearfully comfortable ; you ’ re quite at home , you can read , sit , lie about , write . You may even venture on a kiss , if you ’ re careful . ”
«Я не очаровал ее; возможно, я сам был очарован своей глупостью. Но ей все равно, ты это или я, лишь бы кто-нибудь сидел рядом с ней и вздыхал... Я не могу объяснить позицию, брат... послушай, ты хорошо разбираешься в математике и работаешь вот теперь... начни учить ее интегральному исчислению; ей-богу, я не шучу, я серьезно, ей будет все равно. Она будет смотреть на тебя и вздыхать целый год вместе. Я говорил с ней раз, два дня подряд о прусской палате лордов (ибо надо о чем-то говорить) — она только вздыхала и вспотела! И не надо говорить о любви — она стыдлива до истерики, — а только дай ей понять, что ты не можешь оторваться, — этого довольно. Это ужасно удобно; ты совсем как дома, ты можешь читать, сидеть, лежать, писать. Ты можешь даже рискнуть поцеловаться, если будешь осторожен.
