По мне, жизнь всегда была какой-то тихой
в округе Патнэм,
Какой-то застенчивой и сонной, прижатой
к обочинам двухполосной дороги,
Что вытягивалась как асфальтовая танцплощадка.
Где все старожилы в джинсовых полукомбинезонах
и купленных в магазине ботинках
Сидели на корточках на земле,
Привирали о своей жизни и местах, где они побывали,
И посасывали кока-колу, да,
и плевали на рабочий день,
Пока луна не становилась бродячей собакой на гребне горы,
И таверны переполнялись
до, если на глазок, двух часов ночи.
И Стратокастеры1 были перекинуты через
бургомистерские пивные животы,
И ноги — палочки для коктейлей,
согнуты на обтянутых винилом табуретах... да.
И гамамелис2 рассыпан по линолеумному полу,
И толкатели педалей3 натянуты на животик,
И тёмные локоны уложены над глазами Мэйбеллин4,
Платье от Принца Макиавелли или что-то подобное, да.
Эсти Лаудер5 пахнет так сладко,
И я опёрся локтями о стойку
со смешанными чувствами из-за смешанных напитков,
Пока Бубба и «Зэ Роудмастерс»6 стонали
на сборище в бильярдной и
И хмурили брови на обложку
полного сборника песен Хэнка Уильямса7,
Нравится он вам или нет.
И старый «Госреестр» пел на мотив
«пятьдесят семь долларов
и пятьдесят семь центов», да.
А потом последний звонок,
ещё одна партия в восемь шаров8.
Бернис ставила бы стулья на столы,
А кто-то заходит и говорит:
«Эй, чувак, у кого-нибудь есть соединительные кабели?»
«На 6 или 12 вольт, чувак? Я не знаю...»
Да, и все жеребцы в городе высмеяли бы их,
И с претензией на славу они топали ногами,
Да, бахвалясь, что могут получить задницу больше,
чем сиденье унитаза.
А GMC9 и восьмицилиндровые
Форды с прямым приводом кашляли, хрипели
И урчали, швыряя гравий под крылья,
Чтобы плестись домой по мокрой скользкой двухполосной анаконде
Под дребезжание монтировок и ломов,
Ящика с инструментами и седла для пони.
Ты истираешь передачи и переключаешься на первую,
Да, и этой чёртовой трансмиссии делается только хуже, чувак,
Под мелодию «увидимся позже» и «отвёртки на карбюраторах»,
Разговоры в магазине о деньгах в долг
И «соловых», и «клубнично-чалых»10, да.
Увидимся завтра, привет хозяйке,
С деньгами в долг и прощальными поцелуями.
По радио крутят Чарли Рича11, чувак,
Он точно умеет петь, этот сукин сын.
И ты плетёшься домой, да, плетёшься домой,
Покидаешь маленькое заведение, подмигивающее
в темноте тёплой наркотической американской ночи,
Под небом, похожим на подушечку для булавок,
И это дом для тостов и мёда, пора заводить Форд, чувак,
Да, и твои деньги за обед вон там, на сушилке для посуды.
И в унитазе бежит вода, Господи, дёрните ручку,
И зазвонит телефон, это миссис Рэндалл.
И где, к чертям, мои проклятые сандалии?
Что вы имеете в виду, собака сгрызла мою левую ногу?
При фарфоровых пуделях и стеклянных лебедях,
Пялящихся с полки с безделушками? Да,
И бланки родительских разрешений на экскурсии для детей,
Да, и пара лап, скребущих по ворсистому ковру, да,
И неминуемый прищур от первого луча света,
Он скрывался за плачущим шатром в центре Патнэма,
Да, и он подъедет с минуты на минуту,
Прямо как ублюдочное жёлтое такси цвета янтарного сыра
на дождливом углу,
И будет сигналить в каждое окно в городе.