Ну, что ты хочешь, чтобы я еще сказал, кроме того кто я? Каждый день мне диктует эти пути, подчеркивая самое грустное. Я больше не молюсь, я хандрю. Почти не смеюсь и разговариваю все меньше и меньше. Моей единственной связью с самим собой осталось написание песен – избавление – оно меня освобождает от моего сильного бреда; мои прогорклые речитативы мне помогают, нужно, чтобы я все выложил. Моя злость делает меня безумным, нужно, чтобы я выговорился. Кто-то ворчит, мне все равно, я расстилаюсь перед вами. Часто, я борюсь на полном пределе: я корплю, чтобы написать забавное, но перо мое сдается. Белый лист остается непроницаемым к прикольным штучкам, что странно. Не то, чтобы я не хочу, но я не могу, в голове у меня нет веселья. Возможно, я лишь дитя своего времени. Жизнь жестока; она меня не по правилам обязывает этой вонючей прозой в больших дозах; сильный невроз на своем пике меня разобщпет. Как Трэвис Бикль2, чтобы я засмеялся, надо напиться. Мои тексты, я хотел бы, чтобы ты над ними смеялся, но говорю же, что это выходит плохо. Верить в завтра? У нас есть право, но в глубине я не надеюсь на многое. Услышь мерзкий звук, пацан. Если он отдает болью, это то, чем я вдохну в тебя жизнь, чем откроются для тебя те, что страдает, так что пользуйся, поскольку это всего лишь диск, что так в судьбе остается только моя действительность.