When so much has been written about Charles Strickland , it may seem unnecessary that I should write more . A painter ’ s monument is his work . It is true I knew him more intimately than most : I met him first before ever he became a painter , and I saw him not infrequently during the difficult years he spent in Paris ; but I do not suppose I should ever have set down my recollections if the hazards of the war had not taken me to Tahiti . There , as is notorious , he spent the last years of his life ; and there I came across persons who were familiar with him . I find myself in a position to throw light on just that part of his tragic career which has remained most obscure . If they who believe in Strickland ’ s greatness are right , the personal narratives of such as knew him in the flesh can hardly be superfluous . What would we not give for the reminiscences of someone who had been as intimately acquainted with El Greco as I was with Strickland ?
Когда о Чарльзе Стрикленде написано так много, может показаться ненужным писать еще. Памятник художнику – это его работа. Правда, я знал его ближе, чем большинство других: я встретил его впервые еще до того, как он стал художником, и нередко видел его в те трудные годы, которые он провел в Париже; но я не думаю, что мне пришлось бы когда-либо записывать свои воспоминания, если бы опасности войны не привели меня на Таити. Там, как известно, он провел последние годы своей жизни; и там я встретил лиц, которые были с ним знакомы. Я имею возможность пролить свет на ту часть его трагической карьеры, которая осталась наиболее неясной. Если те, кто верит в величие Стрикленда, правы, личные рассказы тех, кто знал его во плоти, вряд ли могут быть лишними. Чего бы мы не отдали за воспоминания человека, который был так же близко знаком с Эль Греко, как я со Стриклендом?
